Cтраница 3
Воспоминание о том времени напрашивается тем более, что с заключением дебатов о бюджете в рейхстаге совпало открытие второй русской Думы. Несомненно, парламентская история русской революции до сих пор более походила на парламентскую историю прусской революции 1848 г., чем на парламентскую историю французской революции 1789 г.; история первой русской Думы поразительно напоминает в некоторых отношениях историю пресловутого собрания соглашателей, заседавшего некогда в берлинском театре, напоминает до мелочей, вплоть до безрезультатно канувшего в воду призыва к неуплате податей, который выпустило после разгона конституционно-демократическое большинство. И в Пруссии второй ландтаг, созванный правительством, носил, подобно теперешней русской Думе, более яркую оппозиционную окраску, а затем через месяц был вновь разогнан вооруженной силой. Не мало раздается голосов, которые и новой русской Думе пророчат ту же самую участь. В том смысле, кал это понимают либералы, - это самое глупое, что только можно посоветовать новой Думе. [31]
Однако II Дума также просуществовала недолго - 102 дня. Очевидно, что социал-демократы, особенно большевики, в ходе революции организовывали массовые выступления, в гом числе вооруженные восстания. Но, с другой стороны, было ясно, что это явилось поводом для начала наступления на Думу Депутаты ответили отказом. Закон о выборах от 3 июня в литературе принято характеризовать как государственный переворот, который предполагал изменения в полномочиях власти, не согласующиеся с законом. Император имел право распустить Думу по закону. В чрезвычайных обстоятельствах прекращения деятельности Думы император имел право издавать указы, по представлению Совмина подлежащие затем одобрению новой Думой и Госсоветом. [32]
Мы тогда, первым делом, отметили характерные черты, которые прежде всего бросаются в глаза. Это реальный факт, который прежде всего бросается в глаза. Предполагать, что при этом правительстве, - я не говорю о разных слоях буржуазии, которая всех нас преследовала, - можно как-нибудь устроиться так, чтобы почувствовать под ногами конституцию, хотя бы даже вроде прусского ландтага, об этом у нас и речи быть не могло, - может быть, потому, что у нас военное положение и что всякий даже несознательный рабочий на деле, на каждом шагу чувствует, что и после 17 октября остаются та же нагайка, те же начальники, та же полиция, то же топтание человеческого достоинства. В действительности абсолютно ничего не изменилось, для нас об этом не было спора - всякому было известно и ясно, что почва та же самая, что мы находимся под игом того же правительства, под которым находились и 5 - 10 лет тому назад. Прежде всего, нечто новое замечается нами как организаторами и агитаторами. Мы замечаем что-то иное, чего еще только год назад не было и но могло быть. Ми каждый день созываем собрания, устраиваем митинги, несмотря на военное положение. Наша организация разрастается так, как год тому назад это было невозможно. В чем же состоит особенность текущего момента. С формальной стороны ответ был ясен. Когда мы прочли резолюцию, которая была принята против Булыгннской думы, мы уверяли, что все те же обвинения, которые стояли там, вполне пригодны и для Думы Витте. Значит, формального права изменить нашу тактику по отношению к новой Думе мы не имеем. У нас есть принятая резолюция, мы будем ее держаться. И мы единодушно держались тактики бойкота; вдруг мы узнаем из буржуазной газеты, что социал-демократы в России не бойкотируют Думы; мы должны были дать ответ нашей реакционной буржуазной прессе, потому что нам бросают в глаза упреки, что русские социал-демократы лучше польских, они трезвее, они принимают участие в выборах, они решили сделать шаг вперед, подняться до известной ступени до этой лестнице. [33]