Cтраница 1
Баумштарк, также польский немец, опять-таки выступает против создания комиссии. Причины все те же. [1]
Баумштарк начинает так громко трубить о республиканской добродетели в старый, давным-давно испорченный и усеянный трещинами рог Монтескье, что соседний публицист в порыве восторга начинает вторить ему и, к изумлению всей Европы, блистательно доказывает, что республиканская добродетель и ведет как раз... Но г-н Баумштарк тут же перестраивается на другой лад, и вот оказывается, что отсутствие республиканской добродетели тоже ведет к конституционализму. О блестящем эффекте этого дуэта, в котором после ряда душераздирающих диссонансов оба голоса сливаются, в конце концов, в примирительном аккорде конституционализма, читатель сам может составить себе представление. [2]
Баумштарк ( Baumstark), Эдуард ( 1807 - 1889) - немецкий профессор: в 1848 г. депутат прусского Национального собрания, принадлежал к правому крылу. [3]
Депутат Баумштарк заявляет, что никогда не согласится объявить себя некомпетентным в каком-нибудь деле, пока не будет вынужден признать, что он в этом деле ничего не понимает, - но неужели же результатом восьминедельных прений может быть полное непонимание дела. [4]
Депутат Баумштарк, стало быть, компетентен. [5]
Далее г-н Баумштарк объявляет себя снова некомпетентным, взваливая компетенцию на плечи всех философов государственного права от Платона и ниже вплоть до Дальмана, к каковым философам г-н Баумштарк, разумеется, не принадлежит. [6]
Стало быть, г-н Баумштарк снова объявляет себя некомпетентным, причем на этот раз не он, а народное суждение является компетентным в вопросе о республике. Народное суждение разумеет, стало. [7]
От истинного народного суверенитета г-н Баумштарк переходит теперь к ложному. [8]
Против этой широчайшей основы и поднимает г-н Баумштарк свой голос. Эта основа ведет к распаду государств, к варварству. [9]
Наконец, после довольно пространных рассуждений, г-н Баумштарк приходит к выводу, что министры не внесли, в сущности, никакой настоящей оговорки, а сделали только небольшую оговорку относительно будущего, и в заключение становится сам на широчайшую основу, заявив, что единственное спасение Германии - в демократически-конституционном строе. При этом мысль о будущем Германии овладевает им настолько, что он разражается восклицанием: Да здравствует, трижды да здравствует народно-конституционная наследственная германская королевская власть. [10]
Народный суверенитет палки, крепостного права и барщины - вот что такое для г-на Баумштарка истинный народный суверенитет. [11]
Далее г-н Баумштарк объявляет себя снова некомпетентным, взваливая компетенцию на плечи всех философов государственного права от Платона и ниже вплоть до Дальмана, к каковым философам г-н Баумштарк, разумеется, не принадлежит. [12]
Баумштарк начинает так громко трубить о республиканской добродетели в старый, давным-давно испорченный и усеянный трещинами рог Монтескье, что соседний публицист в порыве восторга начинает вторить ему и, к изумлению всей Европы, блистательно доказывает, что республиканская добродетель и ведет как раз... Но г-н Баумштарк тут же перестраивается на другой лад, и вот оказывается, что отсутствие республиканской добродетели тоже ведет к конституционализму. О блестящем эффекте этого дуэта, в котором после ряда душераздирающих диссонансов оба голоса сливаются, в конце концов, в примирительном аккорде конституционализма, читатель сам может составить себе представление. [13]
Серьезные слова благородного депутата Баумштарка по такому большому, исключительно важному вопросу превращаются в самую легкомысленную фривольность. В самом деле, можно ли себе представить большую фривольность, чем продолжать дискуссию об отмене смертной казни еще 200 - 300 лет, как того, невидимому, желает г-н Баумштарк, а тем временем спокойно позволять обезглавливать людей. Лишняя неделя при этом, поистине, не имеет никакого значения, - так же как и несколько отрубленных за это время голов. [14]
Ганземан ждет, не выступит ли кто-нибудь в его защиту. Наконец, он с ужасом замечает, что поднимается депутат Баумштарк и, чтобы тот еще раз не объявил его честным человеком, он сам спешит взять слово. [15]