Cтраница 1
Берье ( Веггуег), Пьер Антуан ( 1790 - 1868) - французский адвокат и политический деятель, легитимист, в период Второй республики - депутат Учредительного и Законодательного собраний. [1]
Берье ( Berryer), Пьер Антуан ( 1790 - 1868) - французский адвокат и политический деятель, в период Второй республики депутат Учредительного и Законодательного собраний, легитимист. [2]
Поль Гранье не может сдержаться, он уличает Берье в том, что тот опозорил себя клятвопреступлением, так как участвовать в подписке на памятник Бодену, являясь депутатом - значит нарушить присягу. [3]
Большинство энергично отвергло проект призвания в страну королевских фамилий, и Берье, Демосфен легитимистов, не оставил никаких сомнений насчет значения этого вотума. Разжалование претендентов в простые граждане - вот цель, которую преследуют. Их хотят лишить ореола святости, последнего уцелевшего у них величия, величия изгнания / Что подумали бы о том из претендентов - воскликнул Берье - который, забыв свое высокое происхождение, вернулся бы во Францию жить здесь простым частным лицом. Яснее нельзя было сказать Бонапарту, что он ничего не выиграл своим присутствием в стране, что если он нужен был объединенным роялистам здесь, на президентском кресле, в качестве нейтральной личности, то настоящие претенденты на корону должны были оставаться скрытыми от непосвященных взоров туманом изгнания. [4]
В данном контексте речь идет о намеченном, на случай прихода к лласти легитимистского претендента графа Шамбора, кабинете министров в составе де Левиса, Сеи-Приста, Берье, Пасторе и Д Эскара. [5]
В данном контексте речь идет о намеченном, на случай прихода к власти легитимистского претендента графа Шамбора, кабинете министров в составе де Левиса, Сен-Приста, Берье, Пасторе и Д Эскара. [6]
Я тут, разумеется, не говорю о немецких мелкотравчатых политиканах и недоучках. Я имею в виду, например, тот же журнал Economist, который еще 29 ноября 1851 г., то есть за четыре дня до государственного переворота, объявлял Бонапарта стражем порядка, а Тьеров и Берье - анархистами, и который уже 27 декабря 1851 г., после того как Бонапарт утихомирил этих анархистов, кричит, что невежественные, невоспитанные, тупые пролетарские массы совершили предательство по отношению к дарованиям, знаниям, дисциплине, духовному влиянию, умственным ресурсам и моральному авторитету средних и высших слоев общества. Тупой, невежественной и подлой массой была именно сама буржуазная масса. [7]
Большинство энергично отвергло проект призвания в страну королевских фамилий, и Берье, Демосфен легитимистов, не оставил никаких сомнений насчет значения этого вотума. Разжалование претендентов в простые граждане - вот цель, которую преследуют. Их хотят лишить ореола святости, последнего уцелевшего у них величия, величия изгнания / Что подумали бы о том из претендентов - воскликнул Берье - который, забыв свое высокое происхождение, вернулся бы во Францию жить здесь простым частным лицом. Яснее нельзя было сказать Бонапарту, что он ничего не выиграл своим присутствием в стране, что если он нужен был объединенным роялистам здесь, на президентском кресле, в качестве нейтральной личности, то настоящие претенденты на корону должны были оставаться скрытыми от непосвященных взоров туманом изгнания. [8]
Бонапарт внезапно увидел себя опять лицом к лицу с революцией. Он смирился, малодушно просил прощения, выражал готовность составить любое министерство по приказанию парламентского большинства, более того: умолял орлеанистских и легитимистских главарей - Тьеров, Берье, Брольи, Моле - словом, так называемых бургграфов 62, стать самолично у государственного кормила. [9]
Именно чувство слабости заставляло их отступать перед чистыми условиями их собственного классового господства и стремиться назад, к менее полным, менее развитым, но как раз поэтому более безопасным формам этого господства. Бонапартом, каждый раз, когда они опасаются покушений на свое парламентское всемогущество со стороны исполнительной власти, когда им, следовательно, приходится выдвигать на первый план политическую правомерность своего господства - они выступают как республиканцы, а не как роялисты, начиная от орлеаниста Тьера, заверяющего Национальное собрание, что меньше всего их разделяет вопрос о республике, и кончая легитимистом Берье, который 2 декабря 1851 г., опоясавшись трехцветным шарфом, в роли трибуна обращается к собравшемуся перед мэрией десятого округа народу с речью от имени республики. [10]
Вотум недоверия 18 января был принят 415 против 286 голосов - стало быть, лишь благодаря коалиции крайних легитимистов и орлеанистов с чистыми республиканцами и Горой. Этим было доказано, что партия порядка потеряла не только министерство, не только армию, но потеряла - в своих конфликтах с Бонапартом - и свое самостоятельное парламентское большинство; что часть депутатов дезертировала из ее лагеря из фанатической склонности к компромиссу, из страха перед борьбой, из слабости, из семейной привязанности к родным государственным окладам, из расчета на освобождающиеся министерские портфели ( Одилон Барро), из пошлого эгоизма, всегда побуждающего заурядного буржуа жертвовать общим интересом своего класса ради того или другого личного мотива. Наконец, предводители этой партии, орлеанист Тьер и легитимист Берье, были принуждены открыто объявить себя республиканцами, признать, что хотя они сердцем монархисты, но головой - республиканцы, что парламентарная республика - единственно возможная форма господства буржуазии в целом. [11]
Наполеон Бонапарт был достаточно непочтителен, чтобы соединить в одно предложение возвращение изгнанных королевских фамилий и амнистию июньским инсургентам. Большинство энергично отвергло проект призвания в страну королевских фамилий, и Беръе, Демосфен легитимистов, не оставил никаких сомнений насчет значения этого вотума. Разжалование претендентов в простые граждане - вот цель, которую преследуют. Их хотят лишить ореола святости, последнего уцелевшего у них величия, величия изгнания. Что подумали бы о том из претендентов, - воскликнул Берье, - который, забыв свое высокое происхождение, вернулся бы во Францию жить здесь простым частным лицом. Яснее нельзя было сказать Бонапарту, что он ничего не выиграл своим присутствием в стране, что если он нужен был объединенным роялистам здесь, на президентском кресле, в качестве нейтральной личности, то настоящие претенденты на корону должны были оставаться скрытыми от непосвященных взоров туманом изгнания. [12]
Теперь же орлеанист должен превратиться в легитимиста, а легитимист - в орлеаниста. Монархия, олицетворявшая их антагонизм, должна была стать воплощением их единства; выражение их исключающих друг друга фракционных интересов должно было стать выражением их общих классовых интересов; монархия должна была выполнить то, что могло быть и было выполнено лишь упразднением обеих монархий, лишь республикой. Как будто легитимная монархия может когда-либо стать монархией промышленных буржуа или буржуазная монархия - монархией наследственной земельной аристократии. Как будто земельная собственность и промышленность могут мирно уживаться под одной короной, в то время как корона может увенчать только одну голову - голову старшего или младшего брата. Как будто промышленность вообще может помириться с земельной собственностью, пока земельная собственность не решится сама сделаться промышленной. Умри завтра Генрих V, граф Парижский все-таки не стал бы королем легитимистов - разве только, если бы он перестал быть королем орлеанистов. Однако философы слияния, которые возвышали свой голос по мере того, как вопрос о пересмотре конституции выдвигался на первый план, которые создали себе из газеты Assemblee nationale 76 официальный ежедневный орган и которых мы даже в настоящую минуту ( в феврале 1852 г.) снова видим за работой - объясняли все затруднения сопротивлением и соперничеством обеих династий. И вот попытки примирить дом Орлеанов с Генрихом V, начатые со смерти Луи-Филиппа, но, как и все вообще династические интриги, разыгрываемые лишь во время каникул Национального собрания, в антрактах, за кулисами, представлявшие скорее сентиментальное кокетничание со старым суеверием, чем серьезное дело, теперь превращались в торжественное лицедейство, разыгрываемое партией порядка уже не в качестве любительского спектакля, как это было до сих пор, а на публичной сцене. Граф Шамбор издает манифест, где он, опираясь на поддержку всех членов своей семьи, заявляет не о своей, а о национальной реставрации. Орлеанист Сальванди бросается к ногам Генриха V. Главари легитимистов Берье, Бенуа д Ази, Сен-Прист отправляются в Клэрмонт, чтобы уговорить Орлеанов, но не имеют успеха. Сторонники слияния приходят к запоздалому выводу, чте интересы обеих фракций буржуазии, обостряясь в форме семейных интересов, интересов двух королевских домов, не делаются от того менее исключающими друг друга и не ведут к большей уступчивости. [13]