Cтраница 4
Святой Санчо претерпевает получаемую им порцию ударов, разумеется, с более достойным видом, чем действительные рабы. Сколько бы миссионеры, в интересах рабовладельцев, ни убеждали рабов, что они переносят удары для своей же пользы, рабы не поддаются влиянию подобной болтовни. Они не руководствуются той холодной и трусливой рефлексией, которая утверждает, что в противном случае они навлекут на себя худшее, они не воображают также, что обманут своим терпением рабовладельца, - они, наоборот, издеваются над своими мучителями, смеются над их бессилием, над неспособностью рабовладельцев принудить их даже к смирению и подавляют всякие стоны, всякую жалобу, пока им это еще позволяет физическая боль. Таким образом, они ни внутренне, ни внешне не являются своими собственниками, а лишь собственниками своего упорства, - иначе это можно выразить так: они не свободны ни внутренне, ни внешне, но свободны в одном отношении, а именно - внутренне свободны от самоунижения, что они показывают также и внешне. Поскольку Штир-нер получает побои, он является собственником нобоев и, значит, он свободен от того, чтобы не быть побитым; эта свобода, это избавление принадлежит к его особенности. [46]
Когда ей было примерно лет 10, мать как-то в порыве отчаяния рассказала мучившую втайне ее долгие годы семейную историю. Однажды, после очередных побоев, мать подала в суд, отчима посадили, но и отсидев, он несколько лет не оставлял семью в покое, грозил отомстить. [47]
На основании статистических данных мы должны признать, что развитие правонарушений среди несовершеннолетних одиноких родителей, хотя бы и имеющих занятия, объясняется их недостаточным заработком и экономической необеспеченностью семьи. Вследствие чего несовершеннолетние, так или иначе связанные с семьей, вынуждены добывать не только себе, но и семье средства к существованию. Если мы теперь от экономического положения семьи несовершеннолетнего перенесемся к воспитанию его, то мы найдем, что несовершеннолетние не получают его совершенно. Одинокие родители, несущие все заботы о семье на своих плечах, скорее смотрят на своих детей как на нежелательное бремя. Отсюда частые истязания, побои детей раздраженными родителями, которые нередко вдобавок стараются забыться в пьяном разгуле. Такие семьи в воспитательном отношении бесспорно носят скорее отрицательный характер. Таким образом, необеспеченность семьи и полная заброшенность в ней несовершеннолетнего, не могущего почерпнуть в ней духовных сил, представляют характерные особенности тех семей, из которых выходят юные правонарушители. [48]
Находившаяся по соседству Варварская Гарнизонная школа, где без всякого надзора содержались солдатские и другие дети, была, в сущности, рассадником воровства и воспитывала малолетних воришек, вроде 14-летнего Левки Юдина, ученика этой школы, который упоминается в деле известного вора и сыщика Ваньки Каина. Среди бывших товарищей Каина, арестованных по его указаниям, мы находим еще несколько любопытных типов малолетних бродяг конца XVIII века, как-то: 16-летнего купеческого сынка Ивана Буланова, по прозвищу Хорек, который по смерти отца пробовал было пристроиться на военную службу, но бежал с нее и, в конце концов, примкнул к воровской шайке, или 14-летнего Ивашку Михайлова, который тоже остался круглым сиротой в 12 лет, попал в тюрьму за неплатеж подушных, пробыл в ней 2 года и по выходе оттуда очутился на Красной площади поводырем слепых бродяг, промышлявших воровством. Наряду с солдатскими детьми и с детьми купцов и ремесленников, которых тот или иной несчастный случай выбросил на улицу, мы встречаем на Красной площади большое число беглых дворовых мальчишек. Одно дело 1812 г., изданное Щукиным, рисует нам тип подобного рода бродяги: задержанный в Ростове этот малолетний человек, как выяснилось из допроса, оказался Иваном Григорьевым, дворовым некоего Андрея Яковлевича Соловьева. По причине наносимых ему от господина своего безвинно побоев, он бежал и ушел повечеру ночевать в Москве под Тайницкую лестницу, куда немного спустя пришли неизвестные ему 6 человек, они его расспросили и, поговоря между собою, что годится он подсаживать в окно для воровства, взяли его по просьбе с собою и увели его из Москвы; на дороге мальчик обокрал одного из своих товарищей и пробовал от них скрыться, но был пойман, избит и отпущен на все четыре стороны, а в Ростове попался в руки полиции. Дальше выяснилось, что уже раньше он бегал от своего господина в течение месяца, укрываясь в разных концах Москвы, причем при побеге украл господские платки, за что и наказан был розгами. [49]
Я сел на лавку и, опустив голову на подоконник, закоченел в каком-то тупом бездумье. Тупое повиновение, а [ Прош-ка ] никогда не протестовал, а с какой-то привычной тупой покорностью забитого животного переносил побои. [50]