Cтраница 2
Буржуазные идеологи вот уже более сотни лет обвиняют коммунистов в отрицании морали, в подрыве моральных устоев общества. Эти измышления нужны буржуазии для прикрытия своей аморальности. Что лежит в основе моральных заповедей эксплуататорских классов. [16]
Для антипсихологиста даже не очень важно эволюционное различение инстинктивного, врожденного, рефлекторного поведения, якобы преобладавшего на заре истории, и более свойственного цивилизованному человеку поведения целенаправленного, рационального, рассчитанного на получение строго определенных результатов, ибо и тот, и другой типы поведения в достаточно сложной ситуации равно порождают множество непреднамеренных и часто нежелательных социальных последствий. Гораздо важнее то, что происходит самопроизвольный эволюционный процесс отбора таких социальных отношений, культурных норм и правил поведения ( источники их происхождения безразличны), исполнение которых, будь то безотчетное или рационально осознанное, объективно способствует выживанию большего числа людей и распространению на земле социального порядка, воплощенного в этих нормах и правилах. Они передаются не инстинктивно, но через традиции, подражание, обучение и в значительной части состоят из запретов, вроде библейских моральных заповедей, устанавливающих социально приемлемые границы индивидуальной свободы действий. Разум, индивидуальный и даже коллективный, может не находить для этих запретов достаточного основания и противиться им. С другой стороны, прочно привитые нравственные нормы могут не доходить до сознания в виде четких правил и проявляться, подобно инстинктам, в форме смутного отвращения к определенным поступкам. Однозначно разграничить приобретенные нормативные навыки поведения и унаследованные инстинкты еще никому толком не удалось, да это и не имеет значения. Важно, что с положительными или отрицательными чувствами, сознательно и бессознательно, люди в основной массе должны следовать некоторым всеобщим абстрактным правилам и неписаным нормам поведения, дабы выжить. [17]
Но ведь в трех вышеуказанных теориях морали есть нечто общее им всем; быть может, оно-то и представляет, по крайней мере, частицу раз навсегда установленной морали. Указанные теории морали выражают собой три различные ступени одного и того же исторического развития, значит, имеют общую историческую основу, и уже потому в них не может не быть много общего. Для одинаковых или приблизительно одинаковых ступеней экономического развития теории морали должны непременно более или менее совпадать. Становится ли от этого приведенная заповедь вечной моральной заповедью. В обществе, в котором устранены мотивы к краже, где, следовательно, со временем кражу будут совершать разве только душевнобольные, - какому осмеянию подвергся бы там тот проповедник морали, который вздумал бы торжественно провозгласить вечную истину: Не кради. [18]
Но ведь в трех вышеуказанных теориях морали есть нечто общее им всем; быть может, оно-то и представляет, по крайней мере, частицу раз навсегда установленной морали. Указанные теории морали выражают собой три различные ступени одного и того же исторического развития, значит, имеют общую историческую основу, и уже потому в них не может не быть много общего. Для одинаковых или приблизительно одинаковых ступеней экономического развития теории морали должны непременно более или менее совпадать. Становится ли от этого приведенная заповедь вечной моральной заповедью. В обществе, в котором устранены мотивы к краже, где, следовательно, со временем кражу будут совершать разве только душевнобольные - какому осмеянию подвергся бы там тот проповедник морали, который вздумал бы торжественно провозгласить вечную истину: Не кради. [19]
Но ведь в трех вышеуказанных теориях морали есть нечто общее им всем; быть может, оно-то и представляет, по крайней мере, частицу раз навсегда установленной морали. Указанные теории морали выражают собой три различные ступени одного и того же исторического развития, значит, имеют общую историческую основу, и уже потому в них не может не быть много общего. Для одинаковых или приблизительно одинаковых ступеней экономического развития теории морали должны непременно более или менее совпадать. Становится ли от этого приведенная заповедь вечной моральной заповедью. В обществе, в котором устранены мотивы к краже, где, следовательно, со временем кражу будут совершать разве только душевнобольные, - какому осмеянию подвергся бы там тот проповедник морали, который вздумал бы торжественно провозгласить вечную истину: Не кради. [20]
Христианство только потому хотело освободить нас от господства плоти и влечений как движущей силы, что смотрело на нашу плоть, па наши влечения, как на нечто чуждое нам; опо только потому хотело устранить нашу обусловленность природой, что нашу собственную природу оно считало не принадлежащей нам. В самом деле, раз я сам не являюсь природой, раз мои природные влечения, вся моя природная организация не принадлежат мне самому, - а таково учение христианства, - то всякая обусловленность природой - будет ли эта обусловленность вызвана моей собственной природной организацией или так называемой внешней природой - покажется мне обусловленностью, чем-то чуждым, покажется оковами, насилием надо мной, гетерономией, в противополомсностъ автономии духа. Эту христианскую диалектику Штирнер принимает не задумываясь и затем применяет ее к нашему духу. Впрочем, христианство так и но достигло того, чтобы освободить нас от власти влечений, хотя бы в том мещански-ограниченном смысле, который святой Макс подсунул христианству, - оно не идет дальше пустой, практически безрезультатной моральной заповеди. Штирнер принимает моральную заповедь за реальное действие и восполняет ее дальнейшим категорическим императивом: Мы должны, правда, владеть духом, но дух не должен владеть Нами, - и поэтому весь его согласный с собой эгоизм сводится при ближайшем рассмотрении, как сказал бы Гегель, к столь же забавной, сколь назидательной и созерцательной моральной философии. [21]
Христианство только потому хотело освободить нас от господства плоти и влечений как движущей силы, что смотрело на нашу плоть, па наши влечения, как на нечто чуждое нам; опо только потому хотело устранить нашу обусловленность природой, что нашу собственную природу оно считало не принадлежащей нам. В самом деле, раз я сам не являюсь природой, раз мои природные влечения, вся моя природная организация не принадлежат мне самому, - а таково учение христианства, - то всякая обусловленность природой - будет ли эта обусловленность вызвана моей собственной природной организацией или так называемой внешней природой - покажется мне обусловленностью, чем-то чуждым, покажется оковами, насилием надо мной, гетерономией, в противополомсностъ автономии духа. Эту христианскую диалектику Штирнер принимает не задумываясь и затем применяет ее к нашему духу. Впрочем, христианство так и но достигло того, чтобы освободить нас от власти влечений, хотя бы в том мещански-ограниченном смысле, который святой Макс подсунул христианству, - оно не идет дальше пустой, практически безрезультатной моральной заповеди. Штирнер принимает моральную заповедь за реальное действие и восполняет ее дальнейшим категорическим императивом: Мы должны, правда, владеть духом, но дух не должен владеть Нами, - и поэтому весь его согласный с собой эгоизм сводится при ближайшем рассмотрении, как сказал бы Гегель, к столь же забавной, сколь назидательной и созерцательной моральной философии. [22]
А этот аморальный христов призыв - это призыв к внеморальности, вообще к отказу от оценки добра и зла в поступках людей. В любом нормальном обществе поступки людей должны подвергаться моральной оценке. И если эти поступки плохи, то человек должен подвергаться не только судебному, но в первую очередь и моральному осуждению со стороны других членов общества. И вот после всех разговоров о новых моральных заповедях вдруг Христос выдает такие перлы. [23]