Cтраница 4
Галицкая земля, будучи отдаленной окраиной русского мира, находилась между двумя сильными и агрессивными соседями - Венгрией и Польшей, которые постоянно делали попытки захватить части Галиции и нередко действительно на некоторое время их захватывали. По решению Любечского съезда русских князей ( 1.097 г.) северная Галиция была отдана князьям-сиротам ( изгоям) 39 Володарю и Васильку Ростиславичам. Сын Володаря, Владимир, объединил Галицию под своею властью, а его сын Ярослав Осмомысл ( 1152 - 1187) успешно продолжал дело усиления своего княжества, чему способствовал приток поселенцев из Подне-провья. Но после смерти Ярослава в Галицкой земле начались смуты и крамолы, а после смерти ее сына Владимира II ( в 1199 г.) род галицких князей прекратился, и галицким княжеством овладел волынский князь Роман Мстиславич, соединивший под своею властью Волынь и Галицию. Но после его смерти ( 1205 г.), при его малолетнем сыне Данииле, в Галицком княжестве с новой силой начались внутренние смуты, осложняемые внешним вмешательством. [46]
Там он женился на греческой патрицианке Феофании Музалон и через два года получил разрешение вернуться в Тмутаракань, где укрепились поддержанные хазарами изгои Да-выд Игоревич и Володарь. [47]
Оппортунизм можно выразить в терминах какой угодно доктрины, в том числе и марксизма. Все своеобразие судеб марксизма в России в том и состоит, что не только оппортунизм рабочей партии, но и оппортунизм либеральной партии ( Изгоев и К) любит рядиться в термины марксизма. [48]
Гермой, образ раба использован не случайно: это отзвуки первохристианских представлений о том, что Иисус уничижил себя самого, приняв образ раба ( Флп. Но если для христиан предшествующего поколения вопрос о том, почему Иисус принял образ раба, не стоял ( ибо они сами были рабами и изгоями), то Герма, сохраняя демократические тенденции первых христиан, уже задает этот вопрос и отвечает на него: Иисус принял образ раба, но он при этом велик и могуществен. Создается впечатление, что этот ответ адресуется массе христиан, являвшихся свободными, которые в обыденной жизни привыкли смотреть на рабов как на существа приниженные, и если признавали их людьми, то скорее в теории, чем на практике. [49]