Cтраница 1
Шведская война оказалась одной из упорнейших и тяжелых войн; издержки требовались за издержками, их должен был доставлять русский народ, выбиваясь из сил, разоряться, страдать. [1]
Неизвестно, был ли доволен князь Иван Ульянович своим делом и его следствиями, по крайней мере в Москве и в Стокгольме были очень довольны Столбовским миром; возвращение Новгорода и избавление от шведской войны при опасной войне с Польшей делали нечувствительною потерю нескольких городов: теперь было не до моря. Густав-Адольф с своей стороны был очень доволен по причинам уже известным; он так говорил на сейме 1617 года: Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде так часто нас беспокоили. [2]
Когда Шереметев донес об этом царю, то получил наказ стоять накрепко, но если захотят разорвать, то допустить эти прибавки. Исполняя наказ, московские послы на втором съезде начали стоять крепко против прибавок. Польские послы отвечали им с сердцем, грозили, что полки гетмана Радзи-вилла, занятые прежде шведскою войною, теперь, после перемирия со шведами, стали свободны и придут на помощь к королевичу: Еще вам кровь христианская не надокучила; будто с нами послуеге ( посольство отправляете), а на самом деле только маните да обманываете; но мы никаких ваших обманов не боимся, а надеемся на волю божию, на свою перед вами правду и на свое рыцарство, можем с вами управиться; если доброе дело между нами не сделается, то на-весть вам этими своими указами такой на себя покой, что ни одного младенца в Москве и в других городах не останется. Нам так не писать: Кого вы теперь великим государем имеете; много государю вашему от нас и той чести, что мы в своей записи написали: Которого у себя ныне великим государем именуют. Московские послы возражали, что поляки сами на первом съезде обещали оставить по-старому о государе: имеют, а не именуют: Вперед уже чему верить. Как вам таким великим и честным людям не стыдно: что приговорите, и на том не стоите. Польские послы отвечали: Если бы вы все в Московском государстве захотели себе добра да добили челом государю своему королевичу, тогда бы всем вам всякий покой был и кровь христианская унялась бы; а то вы, забыв государя своего, причитаетесь неведомо к кому, - и говорили про великого государя непригожие речи. [3]
Вследствие этих перемен должна была перемениться и политика московская: жар к войне со шведами, охлажденный под Ригою, охладился еще более, когда в Карле X перестали видеть опасного соперника, когда усиление Яна Казимира и особенно отношения малороссийские начали грозить опасно-стию более важною. Царевича Дмитриева города, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащо - кина. Ордин-Нащокин, псковский помещик, в царствование Михаила Феодоровича упоминается как участник в посольских съездах при размежевании и поправлении границ; в начале возмущения Нащокин жил в Пскове; когда гилевщики после разговора с воеводою Собакиным на дворе архиепископском начали шуметь, то из их скопу прибежали на двор к Нащокину площадной подьячий да стрелец и сказали ему: Выезжай из Пскова в свою деревню: хотят убить тебя да Федора Емельянова. Нащокин выехал в деревню, а оттуда в Москву, куда привез подробные известия о бунте. Но когда Хованский пошел под Псков, Нащокин отправился с ним: ему поручил воевода уговаривать крестьян, чтоб они обратились, из лесов вышли и жили по-прежнему. Как Нащокин исполнил свое поручение, видно из отзывов Хованского, который писал к царю о его службе, работе и раденье во всяком деле. Еще сильнее высказались усердие и способности Нащокина во время шведской войны; он сделался воеводою Царевича Дмитриева города и по удалении царя из Ливонии стал главным лицом здесь. Но, навлекши на себя прежде негодование псковских гилевщиков, как дворянин, приверженец правительства московского, теперь Нащокин возбудил против себя ненависть людей, которым не нравилось, что человек, сравнительно с ними незначительный, успел личными достоинствами возвыситься и стать на первом плане. Эти люди стали мешать ему; не посылали нужного войска, разрушали то дело, о котором хлопотал Нащокин, а хлопотал он о том, чтоб стать твердою ногою в прибалтийских областях. [4]