Cтраница 1
Всеобщая воля всегда стремится к общественной пользе ( utilite publique), но из этого не следует, что решения народа всегда одинаково справедливы. [1]
Всеобщая воля народа объединилась в общество, которое должно постоянно себя поддерживать и для этого подчиняться внутренней государственной власти, дабы содержать тех членов общества, которые сами себя содержать не могут. Для надобности государства правительство имеет, следовательно, право принуждать состоятельных [ граждан ] доставлять средства на содержание тех, кто не в состоянии обеспечить удовлетворение своих, даже самых необходимых, естественных потребностей; поскольку существование этих лиц есть также акт отдачи себя под защиту и необходимую для их существования заботу общества, к чему они себя обязывают, государство основывает на этом свое право [ принуждать состоятельных лиц ] участвовать в содержании своих сограждан. [2]
Государство рассматривается им как выражение всеобщей воли народа. Преобразование буржуазных социально-экономических структур он связывает в первую очередь с изменениями в области науки и техники, способствующими превращению буржуазного общества в индустриальное. Именно последнее будет способно ликвидировать существующий разрыв между государством и гражданским обществом, а также подчинить государству хозяйственную жизнь, сделав ее не классово-экономической, а выражением всеобщей нравственной воли народа. Однако, после того, как национал-социализм воспользовался аналогичными концепциями в интересах социальной демагогии, явно обнаружилась одиозность такой концепции. Фрейер был вынужден сделать переакцентировку своей теории, выдвинув на передний план то новое, что принесла с собой индустриальная культура, представляющая собой экспансию европейской рациональности в область всех жизненных форм современного человека. [3]
Высшая нравственность в государстве покоится на том, что разумная всеобщая воля должна быть осуществлена. В государстве субъект свободен, в осуществлении всеобщей воли эта свобода получает свою реализацию. Напротив, религиозный долг устанавливает, что свобода не должна быть конечной целью человека, ему надлежит стремиться к послушанию, повиновению и отречению от воли. Более того, человек должен отказаться от себя также и в своей совести, в своей вере, в глубинах своего внутреннего мира, должен полностью отказаться от себя и отбросить свою самость. [4]
В частном праве существующие отношения собственности выражаются как результат всеобщей воли. Одно уже jus utendi et abutendi свидетельствует, с одной стороны, о том, что частная собственность стала совершенно независимой от общности [ Gemeinwesen ], а с другой - об иллюзии, будто сама эта частная собственность основана исключительно на частной воле, на произвольном распоряжении вещью. [5]
В частном праве существующие отношения собственности выражаются как результат всеобщей воли. Одно уже jus utendi et abutendi свидетельствует, с одной стороны, о том, что частная собственность стала совершенно независимой от общности [ Gemeinwesen ], и с другой - об иллюзии, будто сама частная собственность основана исключительно на частной воле, на произвольном распоряжении вещью. Эта юридическая иллюзия, сводящая право к чистой воле, неизбежно приводит - при дальнейшем развитии отношений собственности - к тому, что то или другое лицо может юридически иметь право на какую-нибудь вещь, нз обладая ею фактически. Если, например, вследствие конкуренции какой-нибудь земельный участок перестает давать ренту, то собственник его все же продолжает юридически иметь право на него вместе с jus utendi et abutendi. Но ему нечего делать с этим правом: в качестве земельного собственника он не имеет ничего, если только не обладает сверх того достаточным капиталом для обработки своей земли. Этой же иллюзией юристов объясняется то, что для них и для всякого кодекса является вообще простой случайностью, что индивиды вступают между собой в отношения, например, заключают договоры; эти отношения рассматриваются ими как такие, в которые по желанию можно вступать и не вступать и содержание которых всецело зависит от индивидуального произвола договаривающихся сторон. [6]
Фронды, чем страшный суд; официальный совокупный гений всей Франции, посрамленный лукавой тупостью одного человека; всеобщая воля нации, ищущая себе - всякий раз, как она проявляется во всеобщем голосовании - достойного выражения в лице закоренелых врагов интересов масс, пока она, наконец, не находит его в своеволии одного флибустьера. Если какая-либо страница истории написана сплошь серыми красками, то именно эта. Люди и события кажутся Шлемилями навыворот - тенями, потерявшими тело. Революция сама парализует своих собственных носителей и наделяет страстной энергией насилия лишь своих врагов. [7]
Так как обе договаривающиеся стороны относятся друг к другу как непосредственные самостоятельные лица, то договор исходит а) из произвола; 3) тождественная воля, вступающая в наличное бытие посредством договора, есть лишь им положенная, тем самым лишь общая, а не в себе и для себя всеобщая воля; у) предметом договора является единичная внешняя вещь, ибо только подобная вещь подчинена их голому произволу отчуждать ее. [8]
Ее определения становятся теперь правовыми определениями. Чтобы привести в исполнение эту всеобщую волю, требуются, в свою очередь, принудительные мероприятия и публичная власть. [9]
Высшая нравственность в государстве покоится на том, что разумная всеобщая воля должна быть осуществлена. В государстве субъект свободен, в осуществлении всеобщей воли эта свобода получает свою реализацию. Напротив, религиозный долг устанавливает, что свобода не должна быть конечной целью человека, ему надлежит стремиться к послушанию, повиновению и отречению от воли. Более того, человек должен отказаться от себя также и в своей совести, в своей вере, в глубинах своего внутреннего мира, должен полностью отказаться от себя и отбросить свою самость. [10]
Наоборот, оно коренится в тех же условиях, что и существующее господство. Те же самые духовидцы, которые в праве и в законе видят господство некоей самодовлеющей всеобщей воли, могут усмотреть в преступлении простое нарушение права и закона. На самом же деле не государство существует благодаря господствующей воле, а, наоборот, возникающее из материального образа жизни индивидов государство имеет также и форму господствующей волп. Если последняя теряет свое господство, то это означает, что изменилась не только воля, но изменились также материальное бытие и жизнь индивидов и лишь поэтому изменяется и их воля. Бывает, что права и законы передаются по наследству, но в этом случае они не являются господствующими, а носят номинальный характер, яркие примеры чего мы находим в истории древнеримского и английского права. [11]
Наоборот, оно коренится в тех же условиях, что и существующее господство. Те же самые духовидцы, которые в праве и в законе видят господство некоей самодовлеющей всеобщей воли, могут усмотреть в преступлении простое нарушение права и закона. На самом же деле не государство существует благодаря господствующей воле, а, наоборот, возникающее из материального образа жизни индивидов государство имеет также и форму господствующей воли. Если последняя теряет свое господство, то это означает, что изменилась не только воля, но изменились также материальное бытие и жизнь индивидов и лишь поэтому изменяется и их воля. Бывает, что права и законы передаются по наследству 234, но в этом случае они не являются господствующими, а носят номинальный характер, яркие примеры чего мы находим в истории древнеримского и английского права. Мы видели уже раньше, как у философов, - благодаря отрыву мыслей от их базиса, каким являются индивиды и их эмпирические отношения, - могло возникнуть представление об особом развитии и истории чистых мыслей. [12]
Фрайер) начинают историю науки об обществе и более узком смысле. Причем в отличие от Гегеля, который решительно противополагал принцип целенаправленно осуществляемой политической всеобщей воли от объединяющей тенденции гражданского общества ( невидимая рука Лдама Смита), действующий за спинами людей, каждый из которых преследует свой индивидуальный интерес, Копдорсе видит точку сопряжения политического и гражданского обществ. [13]
Так выглядит вторая составляющая, вторая часть программы науки об обществе, которая прорисовывалась в рассуждениях Кондорсе по поводу применения научной методологии в исследовании социальных явлений. Как видим, он не склонен слишком резко отмежевывать ее от первой, имеющей своим предметом собственно политический аспект общественной реальности, - конституирование общей воли как гаранта соблюдения естественных прав человека. И не склонен прежде всего потому, что экономические права и свободы человека также относятся им к числу естественных прав ( представляя собой лишь их определенную модификацию), а значит - требуют таких же гарантий со стороны всеобщей воли, как и собственно политические. [14]
Однако Франция оставалась глуха к речам Тьера, льстившего себя надеждой пленить всех пением парламентской сирены. Из 700 000 муниципальных советников, выбранных в оставшихся у Франции 35 000 общин, легитимисты, орлеанисты и бонапартисты не смогли вместе провести даже 8000 своих приверженцев. Национальное собрание не только не получило от провинции крайне необходимой ему материальной силы, но потеряло последнее право на роль моральной силы: право считать себя выразителем всеобщей воли страны. В довершение поражения вновь избранные муниципальные советы всех французских городов открыто угрожали узурпировавшему власть Версальскому собранию коитрсобранием в Бордо. [15]