Cтраница 1
Высший вопрос всей философии, великий коренной вопрос всей, в особенности новейшей, философии, - говорит Энгельс, - есть вопрос об отношении мышления к бытию, духа -; к природе. Разделив философов на два больших лагеря по этому основному вопросу, Энгельс указывает, что есть и другая сторона основного философского вопроса, именно: как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру. [1]
Высший вопрос всей философии, вопрос об отноше - - нии мышления к бытию, духа к природе, имеет свои корни, стало быть, не в меньшей степени, чем всякая религия, в ограниченных и невежественных представле ниях людей периода дикости. Но он мог быть поставлен со всей резкостью, мог приобрести все свое значение лишь после того, как население Европы пробудилось от долгой зимней спячки христианского средневековья. Вопрос об отношении мышления к бытию, о том, что является первичным: дух или природа - этот вопрос, игравший, впрочем, большую роль и в средневековой схоластике, вопреки церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или он существует от века. [2]
Затем столь же долго получают различные решения, И лишь после детального изучения этого уравнения переходят к высшим вопросам, таким, как спин электрона. [3]
Высший вопрос всей философии, говорит Энгельс, есть вопрос об отношении мышления к бытию, духа к природе. Философией марксизма является диалектический материализм. Теоретические, методологические принципы, лежащие в основе какой-н. [4]
Философы делятся на эти два лагеря в зависимости от ответа на вопрос, что является первичным: бытие или мышление, природа или дух. Энгельс называет этот вопрос основным, высшим вопросом всей философии, ибо с ответом на него сообразуется характер решения всех других философских проблем. При этом он отмечает, что существует и вторая сторона основного вопроса философии: о соотношении между бытием и его отражением в человеческом сознании или, иначе, о том, познаваем ли окружающий нас мир. Подавляющее большинство философов утвердительно отвечают на этот вопрос. [5]
И хотя Бог один и тот же, но, без сомнения, та вера, к которой приводит много философии, есть уже не та, от которой удаляет немножко ума. Не мудрено догадаться, что вера христианина сознательного и мыслящего отличается чем-нибудь от веры деревенской старухи, хотя предмет веры тот же и оба они могут быть настоящими христианами; и само внутреннее чувство веры у них одинаково; но разница в том, что деревенская старуха или возсе не думает о том, во что верит, или если думает, то в таких представлениях, которые соответствуют ее умственному состоянию; христианин же сознательный, разумно понимая учение христианства, находит в нем разрешение для всех высших вопросов знания - такое богатство и глубину мысли, перед которой жалки все измышления ума человеческого; но для него очевидно, что не он сам вкладывает этот глубокий смысл в христианство, потому что он ясно сознает совершенное ничтожество и бессилие своего ума, своей мысли перед величием и силой мысли божественной. Теперь я не стану объяснять тебе, в чем заключается это божественное содержание христианской идеи; для того, что - бы это было доступно, нужно уже совершить тот ход внутреннего развития, который ты только еще начинаешь - дай Бог тебе его кончить так, как я надеюсь. [6]
Я хотел бы точнее выразить мое отношение к этому вопросу, а именно, сослаться на тот биогенетический основной закон, по которому индивид в своем развитии пробегает в сокращенном виде все стадии развития вида; эти идеи стали в настоящее время общим достоянием образованного человека. Этому основному закону, я полагаю, должно было бы следовать - по крайней мере в общих чертах - и преподавание математики, как и вообще всякое преподавание. Мы должны приспособляться к природным склонностям юношей, медленно вести их к высшим вопросам и лишь в заключение ознакомить их с абстрактными идеями; преподавание должно идти по тому же самому пути, по которому все человечество, начиная со своего наивного первобытного состояния, дошло до вершин современного знания. Необходимо всегда повторять это требование, так как всегда находятся люди, которые по примеру средневековых схоластов начинают свое преподавание с самых общих идей и защищают этот метод как якобы единственно научный. А между тем это основание неправильно: научно обучать значит учить человека научно думать, а не оглушать его с самого начала холодной, научно наряженной систематикой. Существенное препятствие к распространению такого естественного и поистине научного метода обучения представляет собой, несомненно, недостаток в знакомстве с историей математики. Чтобы с этим бороться, я особенно охотно вплетал в мое изложение многочисленные исторические моменты. [7]