Cтраница 2
Эти трудности легко могут представить себе и те, которым не привелось их испытать; тем большей честр заслуживает Френкель, подготовивший такую великолепную книгу как символ его веры в то, что наступят более счастливые времена, когда в интересах человечества можно будет вновь вернуться к поискам научной истины. В своем предисловии он высказывает также теплые слова признательности мне и д-ру Заку за наш труд по просмотру корректур, который мы взяли на себя, поскольку в то время почта между нашими странами работала медленно и нерегулярно. Я хорошо помню то увлечение и внимание, с которыми д-р Зак относился к этому делу. [16]
Маркс писал его в 1856 году, после того, как Женни родила ему шестерых детей. Когда в 1863 году смерть матери отозвала его в Трир, он писал оттуда: Каждый день хожу на поклонение святым местам - старому домику Вестфаленов ( на Римской улице): этот домик влечет меня больше, чем все римские древности, потому что он напоминает мне счастливое время юности, он таил когда-то мое самое драгоценное сокровище. Кроме того, со всех сторон, изо дня в день, меня спрашивают, куда девалась первая красавица Трира и царица балов. [17]
Полный радужных надежд, Лебедев готовится к отъезду в Москву. Однако его одолевают и сомнения: Самое счастливое время - было пребывание в Страсбурге, в такой идеальной физической обстановке. [18]
Здесь мы соприкасаемся с одной из наиболее захватывающих областей современной науки, в которой встречаются физики, химики и биологи. Проблема заключается в изучении строения и функций молекулярных образований живых существ. Для тех, кто интересуется этими вопросами, наступает счастливое время. [19]
Пусть скорее наступит то счастливое время, когда в день Первого мая мы открыто и смело выйдем на улицу, развернем рабочее знамя и громко воскликнем: да здравствует Первое мая - всемирный праздник рабочих. Да здравствует борьба за свободу и счастье. [20]
Будущее оказалось на деле еще более неверным и опасным, чем оно рисовалось Генриху Марксу в минуты самых тяжелых предчувствий. Однако Женни фон Вестфален, сияющая детской прелестью на своем юношеском портрете, с непоколебимым, геройским мужеством хранила верность своему избраннику среди самых тяжких жизненных страданий. В заурядном смысле слова она, может быть, и не облегчала ему тяжелого бремени жизни, ибо была избалована с детства и не всегда умела справляться с мелкими житейскими невзгодами, как справилась бы на ее месте закаленная пролетарка. Это была натура в духе Гете, одинаково искренняя и правдивая во всех своих душевных проявлениях - от очаровательной общительности в радостные дни до трагической скорби Ниобы, когда нужда отняла у нее ребенка и она не имела денег даже на скромную могилу для него. Красота Женни была гордостью ее мужа, и, после того как они прожили вместе почти целый человеческий век, он писал ей в 1863 г. из Трира, куда ездил на похороны своей матери: Каждый день хожу на поклонение святым местам - старому домику Вестфаленов ( на Римской улице): этот домик влечет меня больше, чем все римские древности, потому что он напоминает мне счастливое время юности, он таил когда-то мое самое драгоценное сокровище. Кроме того, со всех сторон, изо дня в день, меня спрашивают, куда девалась первая красавица Трира и царица балов. [21]