Cтраница 2
Иоанна Дунса Скота [ Михал из Быстшнкова ( 1450 - 1520) и его ученик Ян из Стобнпцы ( 1470 - 1530); среди реалистов Ян из Глогова ( 1445 - 1507), Якуб из Гостышша ( ум. Михал нз Вроцлава ( ум. Оккама [ Станислав из Скарбимежа и Якуб из Пара-дыжа ( 1380 - 1464), оиредел. Польше развивалась радикальная гуситская мысль, выдающимся представителем к-рой был Епджей Галка из Добчина ( ок. Гжегожа из Санока н Филиппа Каллнмаха ( 1437 - 96), итальянского гуманиста, поселившегося в Польше. [16]
Когда весной 1904 года я окончил третий курс факультета математики, физики и астрономии, один более опытный друг посоветовал мне переселиться в Геттин-ген, где преподавали три выдающихся математика - Феликс Клейн, Давид Гильберт и Герман Минковский. В то время в Германии было обычным, что студенты часто меняли университеты. Того же обычая придерживался и я, и из шести семестров только четыре я провел в своем родном городе Вроцлаве. Один летний семестр я провел в Гейдельберге, другой в Цюрихе. Там я слушал блестящие лекции Гурвица и после этого то, что преподносилось в Вроцлаве, показалось мне довольно бездарным. Вот я и решил последовать совету моего друга и отправиться для окончания своего обучения в Геттинген. [17]
Когда весной 1904 года я окончил третий курс факультета математики, физики и астрономии, один более опытный друг посоветовал мне переселиться в Геттин-ген, где преподавали три выдающихся математика - Феликс Клейн, Давид Гильберт и Герман Минковский. В то время в Германии было обычным, что студенты часто меняли университеты. Того же обычая придерживался и я, и из шести семестров только четыре я провел в своем родном городе Вроцлаве. Один летний семестр я провел в Гейдельберге, другой в Цюрихе. Там я слушал блестящие лекции Гурвица и после этого то, что преподносилось в Вроцлаве, показалось мне довольно бездарным. Вот я и решил последовать совету моего друга и отправиться для окончания своего обучения в Геттинген. [18]
Проблемы космологии связаны с бесконечностью физической вселенной. Но в своих элементарных лекциях наш профессор Франц мало касался этих больших вопросов. Мы должны были учиться аккуратному обращению с инструментами, правильному чтению шкал, исключению ошибок наблюдения и точным численным расчетам - всему арсеналу ученого-измерителя. Это была суровая школа точности, и я был доволен ею. Однако в действительности это ощущение не было оправдано астрономической практикой. Обсерватория во Вроцлаве стояла не на твердой почве, а помещалась на высокой и крутой крыше красивого старого университетского здания; это был павильон, украшенный фантастическим орнаментом в стиле барокко и статуями святых и ангелов. Основным инструментом был меридианный круг, которым еще сто лет назад пользовался великий Бессель; несмотря на то что круг помещался на жестко закрепленной колонне, стоящей на фундаменте и поднимавшейся прямо через все здание, он не был свободен от вибраций, производимых ветрами, дующими из польских степей. [19]
Что касается специальной теории относительности, то я был ее знатоком со студенческих лет. Она ведь не была создана из ничего одним Эйнштейном, как это часто утверждается в популярных изложениях. В том же 1905 году, в котором появилась первая работа Эйнштейна по теории относительности, я принимал участие в геттингенском семинаре, руководимом Гильбертом и Минковским; в этом семинаре основательно обсуждался весь этот комплекс вопросов. Вклад Минковского состоял в наброске идей, которые он опубликовал в своей большой статье в Gottingen Nachrichten в 1907 году; в популярной форме эти идеи стали известны благодаря докладу Пространство и время на конференции естествоиспытателей в Кельне в 1908 году. Тем временем я вернулся из Геттингена на свою родину во Врацлав и работал по релятивистским проблемам, которые касались уравнения движения электрона. Один из них, поляк Станислав Лориа, который позднее стал первым польским профессором во Вроцлаве, обратил мое внимание на работы Эйнштейна. Для меня идея относительности была совершенно привычна. Я использовал найденный Минковским метод, в котором пространство и время обобщаются в четырехмерное квазиевклидово многообразие, в мир событий; этот метод вообще скоро получил признание как соответствующий для решения проблемы. И все же для меня, как и для многих других, работы Эйнштейна были откровением, потому что только благодаря им был раскрыт глубокий смысл преобразований Лоренца и в физику был введен новый философский метод рассмотрения. Эта философия учит, что утверждения, которые принципиально недоступны экспериментам, должны расцениваться как сомнительные и по возможности из физики удаляться. В случае теории относительности речь идет о таких утверждениях, как утверждение о том, что тела имеют в пространстве определенное положение и скорость или что два события в различных местах одновременны. [20]