Cтраница 1
Акт речи, определяющий по существу все основные категории естественного языка, делает их значение чрезвычайно подвижным. Каждый человек, произносящий высказывание, должен быть в состоянии приспособить слова и формы, обозначающие лицо, время, наклонение, пространство и другие категории, зависящие от акта речи, к условиям речевого общения. Эти условия всегда различны, следовательно, значение таких слов и форм в определенном смысле пустое. Слова я и ты не соотносятся ни с какой реальностью, кроме самого акта речи и его участников, каковы бы они ни были [ 120, с. Целый ряд языковых форм, таких, как вопрос, ответы да и нет, приказания, понятны только на фоне конкретного диалога, вне акта речи сами по себе они лишаются смысла. [1]
Лирическая поэзия сосредоточена на выражении личности поэта в минуту самого акта поэтической речи. Оттого поэту может быть удивительно несовпадение его я, каким оно предстает в момент речи, и того - другого человека, который называл себя прежде тем же словом, как в первых строфах стихотворения В. [2]
Намерения, мотивы инициатора речи формализуются в каждом речевом действии, в каждом акте речи. [3]
Предложенная Рейхенбахом запись для эгоцентрических слов при всей ее кажущейся парадоксальности полезна в том отношении, что в ней явно раскрываются скрытые в значении каждого из этих слов ссылки на данный конкретный акт речи ( передачу сообщения 9), вне которого понять их нельзя. Проблема их определения сводится в простейших случаях к проблеме выработки логических средств записи прямой речи. [4]
Так, в соответствии с этими определениями в предложении ( 8) Иванов покупал холодильник с энтузиазмом ( пример Дюкро [7]) Иванов покупал холодильник - презумпция, независимо от того, известна ли эта информация слушателю в том или ином акте речи. [5]
Акт речи, определяющий по существу все основные категории естественного языка, делает их значение чрезвычайно подвижным. Каждый человек, произносящий высказывание, должен быть в состоянии приспособить слова и формы, обозначающие лицо, время, наклонение, пространство и другие категории, зависящие от акта речи, к условиям речевого общения. Эти условия всегда различны, следовательно, значение таких слов и форм в определенном смысле пустое. Слова я и ты не соотносятся ни с какой реальностью, кроме самого акта речи и его участников, каковы бы они ни были [ 120, с. Целый ряд языковых форм, таких, как вопрос, ответы да и нет, приказания, понятны только на фоне конкретного диалога, вне акта речи сами по себе они лишаются смысла. [6]
Соссюр [ Соссюр, 1933 ] писал: Исторически факт речи всегда предшествует языку. Данное утверждение может показаться парадоксальным, так как кажется, что нельзя построить ни одного акта речи, не располагая известным набором языковых единиц и правилами их соединения, что и составляет языковую норму, которой должна следовать речевая деятельность. Однако эта норма не является такой уж обязательной для речи, так как она подкрепляется си-туативностью. Дело в том, что главенствующим в речи является не язык с его нормой, а смысл высказываний и цели участников общения. Указанное обстоятельство должно бы быть основой для систем понимания. К сожалению, в связи с недостаточной разработанностью данной концепции ( более того, она далеко не общепризнана, хотя, на наш взгляд, безусловно верна ] при разработке действующих систем приходится идти на компромисс и уделять чрезмерное внимание норме языка. [7]
С точки зрения естественного языка представление о я вне времени ( существующем довременно и единолично, говоря словами Ивана Карамазова) парадоксально, я определяется самим моментом речи. Точно так же сегодня, в отличие от вчера и завтра, определяется как день, в который происходит акт речи. [8]
Акт речи, определяющий по существу все основные категории естественного языка, делает их значение чрезвычайно подвижным. Каждый человек, произносящий высказывание, должен быть в состоянии приспособить слова и формы, обозначающие лицо, время, наклонение, пространство и другие категории, зависящие от акта речи, к условиям речевого общения. Эти условия всегда различны, следовательно, значение таких слов и форм в определенном смысле пустое. Слова я и ты не соотносятся ни с какой реальностью, кроме самого акта речи и его участников, каковы бы они ни были [ 120, с. Целый ряд языковых форм, таких, как вопрос, ответы да и нет, приказания, понятны только на фоне конкретного диалога, вне акта речи сами по себе они лишаются смысла. [9]
Определение 1 не полностью отражает содержание понятия презумпции в работах Фреге и Спросона; а именно, остается нерассмотренным следующий его аспект. Инвариантность презумпции относительно отрицания естественно объяснить тем, что эта часть содержания предложения как бы представляется говорящему само собой разумеющейся - а следовательно, известной слушателю. Тем самым презумпция - это элемент общего знания говорящего и слушающего, разделяемое ими убеждение. Однако это, по существу, новое понятие, определение которого уже не может быть сформулировано без обращения к акту речи. [10]
Акт речи, определяющий по существу все основные категории естественного языка, делает их значение чрезвычайно подвижным. Каждый человек, произносящий высказывание, должен быть в состоянии приспособить слова и формы, обозначающие лицо, время, наклонение, пространство и другие категории, зависящие от акта речи, к условиям речевого общения. Эти условия всегда различны, следовательно, значение таких слов и форм в определенном смысле пустое. Слова я и ты не соотносятся ни с какой реальностью, кроме самого акта речи и его участников, каковы бы они ни были [ 120, с. Целый ряд языковых форм, таких, как вопрос, ответы да и нет, приказания, понятны только на фоне конкретного диалога, вне акта речи сами по себе они лишаются смысла. [11]
Таким образом очерчена плоскость, где герменевтика ведет свои построения. Задают ее понятия знака, значения, символа. Естественно, что герменевтику интересуют не элементарные переходы от знака к значению, а те из них, где этот путь не столь четко определен. Рикер, это определенная конструкция смысла, которую можно было бы назвать двусмысленной или многосмысленной; ее роль всякий раз ( хотя и несходным образом) состоит в том, чтобы показывать, скрывая. То есть речь в обоих случаях идет о принципиальном усложнении объекта, который в свою очередь требует усложненного понимания и помощи герменевтики. В каких случаях мы выходим на подобные ситуации. Одну из них называет Гадамер: Где речь является искусством, там искусством является также понимание. Всякая речь и всякий текст, таким образом, в принципе связаны с искусством понимания, герменевтикой, и тем объясняется взаимопринадлежность риторики ( как раздела эстетики) и герменевтики: всякий акт понимания, согласно Шлейермахеру, - это преобразованный акт речи, реконструкция некоторой конструкции. В другой своей работе Семантика и герменевтика Гадамер продолжает отчленять мир герменевтики. Семантика, как он считает, описывает языковую действительность как бы извне. Герменевтика же сосредотачивается на внутренней стороне обращения с этим миром знаков или, лучше сказать, на таком глубоко внутреннем процессе, как речь, которая извне предстает как освоение мира знаков. [12]