Cтраница 1
Сознательное поведение отличается особенной чертой: всякий раз перед тем, как совершить какой-либо поступок, мы имеем заторможенную, невыявленную реакцию, которая наперед предвосхищает результат нашего поступка и служит раздражителем по отношению к последующему рефлексу. Иначе говоря, всякому волевому поступку предшествует известная мысль. [1]
Таким образом, основные формы сознательного поведения и воли, поскольку они определяются этими двумя моментами, тоже формируются и развиваются в процессе технического труда. [2]
Таким образом, игра представляет собой первые формы сознательного поведения, возникающие на основе инстинктивного и эмоционального. [3]
Ноли результатом внушения является преимущественно автоматическое, ке всеглз сознательное поведение как непосредственная реакция на внешнее воздействие, тс результатом убеждения со временем также может стать привычнее и даже бессознательное поведение. Однако этим и исчерпывается сходство результатов внушения и убеждения поскольку в отличие от вкушения убеждение как способ воздействия не имеет своим прямым и непосредственным результатом бессознательное, привычное поведение. [4]
Лобные доли обеспечивают формирование стойких намерений и программ, определяющих сознательное поведение человека. [5]
Фрейд и его последователи выдвинули ряд концепций, объясняющих, как подсознательные процессы проявляются в сознательном поведении; каким образом их трансформация или маскировка совмещается с сознательными устремлениями; как наиболее сознательные контролирующие системы личности предохраняют себя, защищаются от подсознательных процессов, усмиряют, направляют и ассимилируют их. [6]
Наконец, здесь выступает особенно приметно и ясно последняя особенность игры: подчиняя все поведение известным условным правилам, она первая учит разумному и сознательному поведению. Она является первой школой мысли для ребенка. Всякое мышление возникает как ответ на известное затруднение вследствие нового или трудного столкновения элементов среды. Там, где этого затруднения нет, там, где среда известна до конца и наше поведение, как процесс соотнесения с ней, протекает легко и без всяких задержек, там нет мышления, там всюду работают автоматические аппараты. [7]
При определении понятия цель в экономической литературе наблюдается расхождение между теми, кто связывает цель с условным экстремумом некоторой функции ( трактуемой как критерий оптимизации), и теми, кто под целью понимает определенное конечное состояние, к которому стремится субъект, т.е. рассматривает ее как атрибут сознательного поведения. В работе Гребенникова В.Г., Гуревича Г.А., Розенфельда Б.А. отмечалось, что первый подход можно вывести из второго как частный случай, и в то же время они не адекватны. Из того факта, что экстремум функционала формально удовлетворяет общему определению цели как некоторого состояния, вовсе не следует, что он не отличается по содержанию от этого определения. Трактовка цели в виде максимума функционала отличается от специфической модели субъекта и его поведения. [8]
Осмысленность действий изменила характер поведения, но сохранила тем не менее те черты, которые были характерны для поведения животаыг. Существенное отличие сознательного поведения человека от поведения животных заключается здесь в том, что как внешние, так и внутренние факторы поведения носят преимущественно социальный, а не биологический характер, тем более, что удовлетворение биологических нужд осуществляется в социально опосредованных формах. Внутренним фактором поведения может быть определенная нравственная установка. Она детерминирует выбор действий в соответствующих ситуациях. Если один человек равнодушно проходит мимо гибнущего существа, хотя оказание помощи не связано для него с риском или большими затратами сил, а другой оказывает помощь, рискуя жизнью, то различие в действиях того и другого трудно постичь, если пользоваться дея-тельностной терминологией. Она мало чем поможет в анализе существа дела, ибо речь идет о различных формах поведения, обусловленных различным состоянием внутренней мотивационной сферы, различными установками, определяющими реагирование субъектов на ситуацию. [9]
Еще одним свойством мифологического, обеспечивающим его эффективное воздействие, является то, что мифологическое - это, как правило, повторение уже случавшегося ранее. Мирча Элиаде написал о том пласте времени, где зарождается мифологическое: В проявлениях своего сознательного поведения первобытный, архаический человек не знает действия, которое не было бы произведено и пережито ранее кем-то другим, и притом не человеком. То, что он делает, уже делалось. Находясь в пределах тоталитарной мифологии, мы все время попадали в это священное время, эпицентром которого были люди и события семнадцатого года, представленные в рамках мифологической модели, когда ряд персонажей был стерт, а роль других увеличена. Такое проживание себя в рамках мифа действует спасительно на человеческую психологию, придавая истории объективный вид. Сталин - это Ленин сегодня является законом скорее естественнонаучного, а не гуманитарного порядка. [10]
Различие в восприятии организационной или управленческой ситуации в организации часто приводит в тому, что люди не соглашаются друг с другом. Это несогласие возникает тогда, когда ситуация носит конфликтный характер. Конфликт определяется тем, что сознательное поведение одной из сторон взаимодействия ( личность, группа, подразделение или организация в целом) вступает в противоречие с интересами другой стороны. [11]
Другая заключается в проблеме привычки. Спрашивается, что нового вносит привычка в сознательное поведение. [12]
За ней следует вначале подготовка, а затем и само время бога сына, когда божественное откровение достигает большего совершенства. Люди живут отчасти еще по плоти, отчасти уже по духу, стремление к земному владению у них все еще сильно, но уже не безраздельно. В этот период человек еще не свободен, хотя страх уже сменился сознательным поведением, дисциплиной. Он находится в сыновнем послушании богу. Этот период характеризуется организацией и расцветом христианской церкви. [13]
Лечение глаукомы с открытым углом - это вопрос жизни. Речь идет не только о назначении миотпков; нужно внушить больному постоянную веру в их действие и в необходимость, как это назначено, подвергаться повторным обследованиям в клинике или амбулатории. На ответственности офтальмолога лежит обязанность определить интеллектуальные способности больного, кем бы он ни был. Если указанные способности данного больного дают мало надежды на его сознательное поведение, лучше для предупреждения потери зрения от глаукомы, на которую больной не обращает должного внимания, произвести антиглаукомпую операцию. В Южных Соединенных Штатах имеется много больных как негров, так и белых, находящихся в списке нуждающихся в помощи слепым, потерявшим зрение вследствие того, что они больше чем несколько недель не выполняли назначений, касавшихся применения мио-тиков при хронической глаукоме. [14]
Джейнс [1980]); и в то же время кто-то готов допустить наличие сознания у насекомых, у червей и даже - почему бы нет. Что касается меня, то я склонен сомневаться в том, что червь или насекомое - не говоря уже о камнях - в значительной степени ( если вообще) обладают этим качеством; но млекопитающие, в общем и целом, подчас производят на меня впечатление существ, способных на подлинное осознание. Имея столь диаметрально противоположные точки зрения, приходится констатировать, что на сегодняшний день общепринятый критерий проявления сознания отсутствует. Правда, вполне возможно, что есть все же критерий сознательного поведения, хотя он и не заслужил всеобщего признания. Но не вызывает сомнений, что в любом случае только активная роль сознания могла бы иметь принципиальное значение, поскольку невозможно представить себе, чтобы простое наличие способности осознавать, без активного дополнения к ней, может быть непосредственно зафиксировано. [15]