Cтраница 1
Диссидентство не было ограничено Москвой. [1]
Однако диссидентство имеет и обратные стороны. С другой стороны, если Borland вдруг решит испортить Объектный Паскаль каким-нибудь ужасным способом ( я сомневаюсь, конечно, что это произойдет), никакая группа по стандартам ей не помешает. Поскольку для Объектного Паскаля отсутствует реальная конкуренция, реализация Borland является стандартом де-факто. [2]
В советское время диссидентство выступало в роли выдачи критической информации на публичной арене, что было практически невозможным в безальтернативной системе. Психологические эксперименты по выдаче подобного рода оппозиционной информации имеют существенные последствия, которые коммуникативно завышают реальную роль меньшинства по отношению к меньшинству. [3]
Как видим, все эти меры в отношении к религиозному диссидентству проводились не по инициативе Русской православной церкви, хотя и в ее интересах, но светской власти, действовавшей административно-полицейскими методами, а православная церковь, будучи в полном подчинении у светской власти, сама являлась жертвой ее произвола. [4]
Доказательство, что Англия была полностью информирована о плане раздела и о ложном предлоге с диссидентством. [5]
Английские исследователи Спенсера обычно указывают, что его духовный облик можно понять как продукт влияния трех сил тогдашнего общества: радикальных провинциальных течений религиозного диссидентства, оптимистической викторианской веры в Науку и особенностей организации первого промышленного общества в мире. [6]
В сентябре 1973 г. Солженицын направил в Кремль Письмо вождям Советского Союза, которое содержало в себе мотивы неославянофильства, что позволяло относить его к идеологам почвеннического течения в советском диссидентстве. Однако многие другие его труды позволяют считать А. И. Солженицына гуманистом мирового масштаба. [7]
Протестные движения существуют в любом обществе, поскольку в разные периоды общество отдает предпочтение тем или иным символическим представлениям о своем идеале, И даже в советский период, когда абсолютно все шли только в ногу, все равно одновременно имелось хоть и минимальное, но диссидентство, построенное на отрицании советских символических кодов. [8]
При этом основной ее удар наносился на довоенный период, борьбу с диссидентством брежневского времени / То есть информационный удар наносился на политически отдаленные цели. Это, как нам представляется, было сделано для того, чтобы уменьшить роль другой составляющей системы - точек сопротивления. Ведь все партийные функционеры получили недвусмысленный сигнал о том, что они могут сохраниться в новой системе при принятии правил новой игры. Коммунисты, в отличие от соцстран, в данной ситуации не подвергались никаким преследованиям. Единственное, что от них требовалось - не вести активного сопротивления. Яковлев, которые легко превратились из гонителей демократии в прошлом в главных демократов страны. Это был самый сильный парадокс всей перестройки - вся ее защитная система, обслуживающая идеологию, включая все ее уровни, вдруг перестроилась и стали пропагандистом совершенно противоположного направления. Тут, наверняка, действовала не только индивидуальная выживаемость, когда система рушится, а люди все равно должны выживать. Тут начали действовать заранее продуманные механизмы, поскольку в работе подобных сложных систем не может быть такого типа случайного элемента. Система стала работать как анти-система, если посмотреть на поставленные перед ней исходные задачи. [9]
Православие в своем отношении к миру коренным образом отличается от протестантизма, но, - как утверждает Булгаков, - в дисциплине аскетического послушания оно, как и догматически не отличающееся от него старообрядчество, имеет могучие средства для воспитания личности и выработки чувства личной ответственности и долга, столь существенных для экономической деятельности. Правда, как с сожалением констатирует Булгаков, влияние православия в экономическом творчестве русского народа становится все менее ощутимым и чаще оказывается слабее, чем диссидентства, по причине прискорбного упадка православия в данный исторический момент, когда это влияние столь необходимо. [10]
В наши дни идет интенсивное переосмысление отечественной истории. В этой связи в своих экспозициях музей обратился к мало разработанным и закрытым в прошлом темам, прежде всего, к военному противостоянию красных и белых, политической эмиграции, репрессиям, ГУЛАГу, диссидентству. Этому способствует открытие для широкой публики той части собрания, которая дсшгое время бьгаа ей недоступна, активное пополнение музейных коллекций Экспонаты позволяют не только понять, но и прочувствовать атмосферу эпохи. [11]
Возникает вопрос, в какой мере принципиальные расхождения в оценке общественно-политического строя могут рассматриваться в качестве основания политического конфликта. Скорее всего, речь идет здесь о зачаточной форме конфликта. Диссидентство, в различных его формах, в 70 - 80 - е годы не имело поддержки со стороны общественного мнения, не имело социальной базы внутри страны. [12]
Но, главное, что авангард всегда необходим. Он может быть даже несамоценен, зато не даст закиснуть остальному. А диссидентство в наших кругах, конечно, процветало. Вообще, это был узкий круг, достаточно закрытое общество, ориентированное на западные книги, информацию, художественные ценности, которые в этой стране просто никому и известны не были. [13]
Есть также возможность увода массового сознания на другое событие с помощью сознательного конструирования такого события. Например, считается, что подлинные имена Синявского и Даниэля были выданы советскому КГБ американской разведкой ( Столичные новости. Это была сделано для того, чтобы увести на второй план американские бомбардировки во Вьетнаме, выведя на первое место борьбу с диссидентством в Советском Союзе. То есть создается яркое событие, позволяющее спрятать свое, что позволяет раскрутить серьезный медиа-кризис. [14]
А именно: к ненависти и моральному осуждению еретиков подталкивают массы, конечно, не различия в догматическом содержании учения, которые они в большинстве случаев неспособны понять, но неприятие самого факта противостояния отдельных индивидов большинству, общепринятому. Однако социальное влечение к единству приняло в религии чистый, абстрактный и одновременно субстанциональный вид, так что больше уже не нуждается в связи с реальными интересами; диссидентство же, по видимости, угрожает единству, т.е. группе как таковой, ее жизненной форме и самой ее идее. Как палладий или какой-нибудь иной символ группового единства непосредственно не имеет с ним ничего общего, но любые нападки на него вызывают самую резкую реакцию, так и религия есть чистейшая, возвышенная над всеми конкретными частностями форма единства общества, каковой характер ее доказывается той энергией, с которой подавляется ересь - сколь бы малозначима по содержанию она ни была. [15]