Cтраница 3
Формирование как идейного, так и фактического содержания рассказа относится к концу X - первой половине XI в. Данные ал - Марвази и его последователей давно сопоставляются с известным рассказом Повести временных лет об испытании вер, которое предшествовало принятию христианства на Руси. В частности, не ставится под сомнение зафиксированное в Повести временных лет под 987 г. известие об отправлении русского посольства в Волжскую Булгарию для ознакомления с практикой мусульманского вероисповедания. В качестве предположения высказывается мнение о том, что из Булгара русские послы могли отправиться и дальше на Восток - в Хорезм, с которым у волжских булгар были тесные связи и куда они сами нередко обращались по религиозным вопросам. [31]
Мы были тогда все материалистами или, по меньшей мере, очень радикальными вольнодумцами, и для нас был непонятен тот факт, что почти все образованные люди в Англии верили во всевозможные невероятные чудеса и что даже геологи, подобно Бакленду и Мантеллу, извращали данные своей науки, дабы они не слишком сильно били по мифам Книги бытия. Казалось непостижимым то, что надо было идти к необразованной массе, к неумытой толпе, как тогда выражались - к рабочим, особенно к социалистам, последователям Оуэна, для того чтобы найти людей, осмеливавшихся в религиозных вопросах опираться на собственный разум. [32]
Главный принцип, которым руководствовался в своей жизни Илия, было его ревностное почитание Иеговы как Господа Бога; или, если выразить эту идею по-другому, в более адекватной библейской форме, Иегова был для него все превосходящим Богом Ревнителем, не допускавшим никакого соперничества в Его стране или других привязанностей у своего народа. Не было ничего нового в этой идее самой по себе; новое заключалось в практическом приложении, которое придавало идее силу и глубину, ранее невиданную. Нам представляется чем-то обычным то, что Ахав нарушил первую заповедь и разрешил капища Ваала в своей стране, но для самого Ахава и его современников это не представлялось столь очевидным. Достаточно много противоречий даже между современными комментаторами относительно точного смысла и силы пред лицем моим в первой заповеди; и даже если мы предположим, что практические религиозные вопросы были однозначно отнесены к словам этого наставления, было бы нетрудно интерпретировать их в том смысле, что признается только он один и никакой другой бог не может быть поставлен над Царем Израиля. [33]
Адаме был одним из трех американских делегатов, которые в 1782 - 83 гг. заключили мир с Англией в Париже, а в 1785 году он был назначен первым посланником Соединенных Штатов в Лондоне. Его влияние на дебаты о конституции в 1787 - 88 гг. было невелико, но автору крепко досталось на родине от радикальных республиканцев. Интересно, что в частном порядке Адаме соглашался с антифедералистами в том, что новая федеральная конституция пренебрегает разделением власти, особенно между президентом и сенатом. Упрямство и легко возбудимый темперамент постоянно ввергали Адамса в затруднительные ситуации, но именно они делали его характер привлекательным. Просвещенному скептицизму в религиозных вопросах соответствовало в политической жизни почти мазохистское недоверие, постоянное чувство, что его могут ранить или с ним несправедливо обойдутся. [34]
Не следует ли, скорее, заключить, что царь Иван, сознавая заранее бесполезность толков о вере, хотел отстраниться от них, а сделал вскользь замечание, которое имело вид некоторой иронии. Правда, из слов Ивана мы видим, что у него было какое-то смутное понятие о существовании более важных различий в вере, чем подсечение бороды, но отчего он не коснулся их. Даров: юд одним видом, а не было досадно, когда он с ним толковал о бороде. Если царь Иван видел бесполезность всяких споров о вере и хотел решительно от них уклониться, то ему не следовало уже касаться ровно ничего; его замечание насчет бороды ровно ни к чему не могло повести и вызвало только у Антония ответ, который пресекал всякие дальнейшие толки о бороде. Этим ответом, устраняя самый предмет разговора из области религиозных вопросов, куда хотел ввести его московский государь, иезуит, так сказать, одурачил последнего, указав ему, с одной стороны, что предмет этот может касаться только личных свойств человека и никак не относится к области неры, а с другой что царь настолько глуповат, что не может распознать подстриженной или выбритой бороды от небритой и неподстриженной. Не проще ли объяснить замечание, сделанное Иваном насчет бороды, тем, что царь, зная плохо сущность предмета той беседы, на которую вызывал его иезуит, не решался вдаваться в эту беседу, чтобы по причине собственного неведения не стать в тупик и не прийти в такое состояние, когда поневоле придется согласиться с противником, не и силах будучи опровергать его доводами. [35]
В 1852 - 1853 практически отошел от руководства восстанием и стал заниматься главным образом религиозными вопросами. [36]
Примером могут служить чиновники-пиетисты в Германии ( свидетельство того, что в Германии представителями буржуазно-аскетического благочестия со специфически буржуазным образом жизни были только чиновники, а не предприниматели) и, правда, реже встречающиеся, действительно набожные русские генералы XVIII-XIX вв. Однако, как правило, это не характерно для отношения к религии господствующей бюрократии. Она является носителем, с одной стороны, трезвого рационализма, с другой - идеала дисциплины и порядка как абсолютного мерила ценности. Обычно бюрократию характеризует глубокое презрение ко всякой иррациональной религии и вместе с тем сознание ее необходимости для сохранения послушания. Специфическое отношение бюрократии к религиозным вопросам нашло свое классическое выражение в конфуцианстве: полное отсутствие какой-либо потребности в спасении и вообще во всех потусторонних обоснованиях этики, которая заменяется оппортунистически-утилитарным по своему содержанию, но эстетически облагороженным учением бюрократического сословного конвенционализма; устранение всякой эмоциональной и иррациональной религиозности, выходящей за пределы традиционной веры в духов, верность культу предков и сыновнему долгу в качестве общей основы субординации; дистанция по отношению к духам, чье магическое воздействие посвященный чиновник презирает, суеверный же выполняет необходимые требования, примерно так, как у нас спириты. [37]