Cтраница 1
Рационализм и иррационализм - два неразрывно связанных между собой момента развития европейской философии по пути меонизма. [1]
Рационализм, свойственный социологической теории познания, занимает среднее место между эмпиризмом и классическим априоризмом. Для первого категории суть чисто искусственные построения, для второго, наоборот, они - данные чисто естественные; для нас они в известном смысле произведения искусства, подражающего природе с совершенством, способным увеличиваться безгранично. [2]
Рационализм иерократии, выросший из профессиональных занятий культом и мифом или в еще значительно большей степени из спасения души, т.е. из отпущения грехов и наставлений грешникам, повсюду стремился монополизировать спасение, даруемое религией, другими словами, придать ей посредством ритуала форму сакраментальной благодати или благодати, исходящей от учреждения, а не достигаемой каждым в отдельности. Поиски спасения индивидом или свободным сообществом путем созерцания, оргаистических или аскетических средств казались этой иерократии в высшей степени подозрительными, она стремилась их регламентировать и, конечно, контролировать. [3]
Молодой рационализм говорил, что если что-нибудь понято, то, значит, и осуществлено. Поэтому казалось невероятным, что в Европе могут быть суеверия, что церковь может играть там большую роль, что в Америке могут преследовать чернокожих. Эта идеализация, незаметно всосанная из окружающей мещански-либеральной среды, держалась и позже, когда я стал уже проникаться революционными взглядами. Я бы, вероятно, очень удивился, если бы услышал в те годы - если б мог услышать - что германская республика, увенчанная социал-демократическим правительством, допускает монархистов, но отказывает революционерам в праве убежища. [4]
Рационализм взглядов Элдерслея состоит в том, что когда аудиторские тесты обнаруживают ошибку, то проверка проводится дальше, до тех пор, пока аудитор и клиент не убедятся в незначительной вероятности неверного отклонения. [5]
Рационализм миллевского типа, стремившийся минимизировать в общественной жизни число представлений, основанных на чем-либо еще, помимо опыта и доказательств, дедуктивных и индуктивных, несколько склонял исследователей к признанию ненаучными и неразумными большинства существующих социальных принципов, институтов и практик, освященных традиционной религиозной моралью, но по названным критериям недоказуемых и непонятных. Задачу преобразовать существующий моральный хаос в систему позитивных, научно обоснованных и доказуемых правил выдвигал еще Конт, и Милль в общем соглашался с нею, осудив лишь последнюю фазу развития этой идеи - попытку создания позитивистской псевдорелигии человечества. Позиция же, которую защищает Хайек и которую можно проследить по меньшей мере к шотландским моралистам, требует подходить к социальной организации человеческой деятельности, к сложному общественному разделению труда и соответственно сложному миру человеческих норм и ценностей как к естественной самоупорядочивающейся системе, способной эффективнее намеренного устроения приспособиться к неизвестным будущим обстоятельствам. [6]
Величественный рационализм методически-этического образа жизни, которым проникнуто всякое религиозное пророчество, низложил это многобожие в пользу Единого на потребу, а затем перед лицом реальностей внешней и внутренней жизни вынужден был ввести релятивизм и пойти на те компромиссы, которые нам всем известны из истории христианства. [7]
Если рационализм и эмпиризм, занимая различные позиции и используя разные познавательные приемы и разные методы обоснования истинности, исходят из принципиальной познаваемости мира, то Дж. Юм подвергают такую предпосылку сначала сомнению, а потом и резкой критике с позиций субъективного идеализма. [8]
Этот рационализм ученого-социолога призван разоблачить те ложные мотивы, иллюзии, теории, которыми человек рационализирует свое поведение, обманывая себя и других, скрывая истинные мотивы. Учитывая общие теоретико-методологические ориентации Парето, его несомненно можно было бы считать сциентистом, если бы вера в науку не представлялась ему столь же иллюзорной, как и любая другая. Объяснение истинных оснований социального устройства опасно для самих этих оснований, разрушительно для них. Вот почему Парето с присущим ему снобизмом писал, что если бы он думал, что его Трактат будет доступен многим читателям, то он бы его не написал. [9]
Хотя метафизический рационализм составляет великую философскую традицию, его старинные утверждения априорно не могли не вызвать возражений критических умов. Да и во все времена мы видим философов, пытающихся сопротивляться рационалистическому и метафизическому течениям. Это прежде всего сенсуалисты и материалисты, затем ассоциационисты и фено-менисты. [10]
Элементы рационализма встречаются в нек-рых произв. Марданфаррох сын Ормоздада в главе XI пишет, что создание зла не может согласоваться с абсолютными знаниями, с абсолютной силой, с благодетельностью, всепрощением и справедливостью бога. Если он благодетель, то почему он терпит зло. Если он всепрощающий, то почему он наказует тех, кто делает зло. Если он мудр, почему он не удержал сотворенного им первого человека от неповиновения. Люди побуждаются к убийству пророков, побеждает же обманывающий, который утверждает свое положение. Такой бог - говорится в книге - не может быть иначе, как слабым, притеснителем, невеждой. Нет веры в его милосердие и всепрощение, так как он сам колеблется в отношении к добру и злу. [11]
Эмпиризм и рационализм, родоначальниками которых явились, соответственно, Бэкон и Декарт, - это противоборствующие направления в истории философии. [12]
Конечно, рационализм играл у греков большую роль. И все же, как это часто бывает, преувеличивают безмерно, утверждая, что греки не вели наблюдений. В качестве гротескного примера называют Зенона, который дошел до доказательства, что быстроногий Ахиллес не догонит черепаху, что явно противоречит опыту; конечно, Зенон и сам понимал это, но его знаменитый парадокс имел целью не опровергнуть действительность, а привести теорию о действительности к абсурду. Цитируют также Аристотеля как рационалиста, который ставил дедукцию выше опыта. [13]
Флоренский критиковал философский и богословский рационализм, настаивая на принципиальном антиномизме как разума, так и бытия. Наш разум раздроблен и расколот, надтреснут и тварный мир в его бытийственности, и все это следствие грехопадения. Однако жажда всецелостной и вековечной Истины остается в природе даже падшего человека и уже сама по себе является знаком, символом возможного возрождения и преображения. Я не знаю, - писал мыслитель в своем основном сочинении Столп и утверждение истины, - есть ли Истина... [14]
С победой формалистического юридического рационализма на Западе наряду с прежними видами господства появился тип легального господства, основной, хотя и не единственной разновидностью которого было и есть бюрократическое господство. [15]